Михаель фон Альбрехт. История римской литературы
От Андроника до Боэция и ее влияния на позднейшие эпохи
Перевод с немецкого А.И. Любжина
ГЛК, 2003. Том I. 

Примечания, библиографию, хронологическую таблицу,
список сокращений смотрите в печатном издании книги

Жизнь, датировка

У римской литературы, литературы не «рожденной», но «сотворенной», есть определенная дата рождения. После победы Рима над Карфагеном в 240 г. до Р. X. Ливий Андроник во время «Римских игр» ставит в столице первую латинскую драму. Предание о его жизни противоречиво и ненадежно. Вероятно, он попал из Тарента (великогреческий город с цветущей театральной культурой) в Рим как военнопленный; вне всякого сомнения, у него был сценический опыт актера (Fest. 446 L.; Liv. 7, 2, 8). Таким образом, он оказался тем самым человеком, который мог подарить римлянам, во время войны находившим удовольствие в театральных постановках нижней Италии, собственную латинскую драму. Вероятно, он был домашним учителем в семье Ливиев, которая отпустила его на свободу. На занятиях он использовал греческие тексты, а также латинские собственного сочинения. Во время второго консульства М. Ливия Салинатора (207 г. до Р. X.) он получает от государства заказ на создание ритуальной песни для хора девушек — чтобы отвратить дурные предзнаменования (Liv. 27, 37. 7 сл.). Потом судьбы Рима изменяются к лучшему; чтобы отблагодарить поэта, для «коллегии писателей и актеров» назначают храм Минервы на Авентине в качестве места для собраний и культового центра. Таким образом, в Риме покровителем этих лиц становится не Дионис, а Минерва; как богиня искусства и ремесла она была патроном и старейшей коллегии музыкантов, играющих на авлосе, collegium tibicinum, и других музыкальных цехов. Место сочетается с характером древнеримского сценического искусства, использующего как игру, так и пение.

Таким образом архегет римской литературы завоевал для нее и общественное признание. Он, должно быть, умер вскоре после этих событий; но, конечно, тот факт, что в 200 г. до Р. X. другой пишет искупительную песнь, не является принудительным доказательством.

Обзор творчества

Эпос: Odusia.

Трагедии: частично — троянский материал (Equos Troianus, Achilles, Aegisthus, Aiax mastigophoros),
частично — женские главные роли (Andromeda, Antiopa [традиция Нония 170, 12 М. = 250 L.; иначе издатели] ,
Danae, Hermiona, Ino, а также Tereus и Achilles).

Претексты (?): см. G. Marconi, Atilio Regolo tra Andronico ed Orazio, RCCM 9, 1967, 15-47 (гипотетично).

Комедии: Gladiolus, Ludius, Verpus (у всех комедий латинские названия).

Лирика: искупительная песнь (Liv. 27, 37. 7).

Источники, образцы, жанры

Ливий Андроник — как истинный первопроходец римской литературы — пробует себя во многих жанрах: в драме, в эпосе, в лирике.

Создание римской драмы на основе великогреческих образцов — вовсе не творение из ничего. Уже в 364 г. до Р. X. этрусских мастеров сцены приглашали в Рим; техника и словарь римского театрального ремесла находятся под влиянием этрусков. Вклад Ливия заключается в создании латинских пьес с единым, составляющим единое целое действием, что соответствует греческим требованиям к драме. Он, таким образом, укореняет греческие структуры в среде, в которой смешиваются италийская, этрусская и эллинистическая сценическая практика. В комедиях, которым он уже дает латинские названия, он следует эллинистическим образцам, в трагедиях — частично классическим, которые, однако, рассматривает сквозь призму эллинистической поэтики.

Есть моменты, в которых римская драма еще с той поры не считается с некоторыми жанровыми различиями у греков: прежде всего стоит отметить тождество разговорного стиха в трагедии и комедии; насыщенное музыкальное оформление комедии с ее сольными партиями сближает ее с эллинистической трагедией.

Для своего эпоса Андроник выбирает образцом Одиссею. Обращение к греческой архаике продиктовано материалом (Одиссея — эпизод италийской праистории), однако выбор этого текста осуществлен под знаком эллинистической школьной практики: Гомер — основополагающий школьный автор. Ливии открывает его для италийского читателя. Следы эллинистической эпохи чувствуются и в том, как наш автор понимает Одиссею.

Литературная техника

Мы не можем заключить с уверенностью, создавал ли Ливии пьесы из частей различных драм («контаминация»); также мы не знаем, совпадала ли по объему Ливиева Odusia с оригиналом.

Язык и стиль

Ливий Андроник — безусловно, исходя из наличного материала, — устанавливает метрические формы римской литературы: что касается драмы, его решения в республиканскую эпоху в основных чертах никогда не оспаривались. Ямбический сенарий, трохеический септенарий получили у него соответствующий особенностям латинского языка облик: частую долготу слогов, важность словесного ударения, большую вескость каждого отдельного слова и значимость границ между ними.

Стиль в его Odusia ощутимо торжественнее, архаичнее, чем во фрагментах драм4. В то время как в Греции различие между жанрами — плод исторического развития, здесь его нужно устанавливать сознательно.

В выборе образов Ливии не придерживается оригинала с неизменной щепетильностью, напр., когда он сравнивает скоропреходящую славу с таянием весеннего льда (Soph. Aias 1266 сл.; Liv. Andr. trag. 16 ел. R.), или заменяет гомеровский образ «у него сокрушились колени и милое сердце» (Od. 5, 297) убедительным выражением cor frixit prae pavore «сердце у него заледенело от страха» (frg. 16 М. = 30 Bü.), где он Гомера дополняет Гомером (Od. 5, 297 и 23, 215 сл.). Ливий пытается отдать должное и Гомеру, и латинскому языку. В других местах он стремится избежать «ошибок», обнаруженных учеными критиками Гомера. Новый анализ его творческого метода в свете современных теорий перевода показал, что Ливий изменяет что-то не по произволу, но постоянно ориентируясь как на оригинал, так и на способности восприятия своей публики. Здесь эллинистическое понимание искусства и романизация образуют единое целое.

Для эпоса Ливий выбирает — безусловно, также с оглядкой на свою аудиторию — «почвеннический» стихотворный размер, сатурнов стих. Невий будет употреблять тот же метр, и только Энний водворит на его месте гекзаметр. Старый вопрос, является ли сатурнов стих тоническим или квантитативным, обнаружил свою неправильную постановку. Сегодня пробивает себе дорогу новое понимание: характер сатурнова стиха (может быть, уже с его кельто-римских начатков) в соответствии с движением словесного ударения в латинском языке и усвоением греческого влияния развился в квантитативный размер; у грека Андроника это зашло уже достаточно далеко. Одновременно проявляется римская тенденция к ясной словесной архитектуре. Каждый сатурнов стих состоит из «восходящей» и «нисходящей» половины — как позднее и латинский гекзаметр. Членения с помощью аллитераций и симметрические соответствия у Ливия отличаются большей четкостью, чем в оригинале: Virum mihi, Сатепа, insece versutum («мужа мне, Муза, назови хитрого»). Первое и последнее слово связаны друг с другом (что подчеркивает еще и аллитерация), как и второе и предпоследнее. Важное имя собственное, Сатепа, стоит в середине: в структуре выдерживается осевая симметрия. В остальном структурообразующими принципами служат параллелизм и хиазм. Так еще в самых начатках римской литературы заявляют о себе формальные тенденции, которым суждено стать определяющими в дальнейшем, в других стихотворных размерах.

Образ мыслей I. Литературные размышления

Ливий Андроник — эллинистический poeta doctus. Его творческая практика несет на себе печать обдуманности. Мы уже говорили о языковом и стилистическом различии между жанрами. Когда он называет Музу Monetas filia (дочерью Памяти-Мнемосины), он вносит в свой перевод послегомеровское представление. Он рассматривает Гомера сквозь призму эллинистической традиции, в которой он живет.

Образ мыслей II

Один из тех замечательных синхронизмов, которые встречаются при оплодотворении одних культур другими, более развитыми: драмы Андроника знакомили римлян одновременно и с древним мифом, и с современной философией, его разрушающей. Миф с самого начала воспринимался как история: не случайно в драмах преобладает троянский цикл, напоминающий о предполагаемом происхождении Рима материал (Achilles, Aegisthus, Equos Troianus), а для эпоса выбрана Одиссея, чье действие частично разворачивается в Италии и Сицилии. Необходимость создавать доступные для восприятия вещи проявляется в «романизации». Сохраняя принципиальную верность тексту, Ливий перелагает религиозные элементы оригинала на римский сакральный язык: sancta рuег Satuni filia regina, «святое дитя Сатурна, дочь-царица» (frg. 14 М. = 12 В.).

Ритуальная тональность здесь столь очевидна, что этот фрагмент относили к хору девушек. Греческие имена богов латинизируются: вместо Музы появляется Сатепа, из греческой богини судьбы Мойры — Morta, из Мнемозины — Moneta. Римская религиозность запрещает поэту обожествлять людей на греческий лад: «богоравный советник» называется у Андроника просто «прекраснейшим, превосходнейшим мужем» (frg. 10 М.= 10 В.).

Наряду с утверждением национального величия поэзия Ливия Андроника исполняет, конечно, и другую миссию: просветительскую, стимулирующую мысль. Весьма многочисленны пьесы, где женщины играют главную роль (Andromeda, Danae, Hermiona, Ino); к ним же относится и Achilles, где протагонисткой является Деидамия, а также Tereus с двумя первостепенными женскими образами; софокловский оригинал содержит волнующую жалобу на женскую участь (Soph. frg. 524 N.). Уже у древнейшего римского автора есть свои «современные» аспекты. В Аяксе мы можем прочесть скептическую реплику о славе доблести (virtus, 16 cл. R.), в комедии Gladiolus, вероятно, высмеивается хвастливый солдат, и фрагмент, о принадлежности которого нам ничего не известно, говорит на совершенно не героическом, даже эпикурейском языке: «Я съел, выпил, наигрался вдоволь» (соm. 4 cл. R.; ср. Plaut. Меn. 1141 cл.).

Влияние на позднейшие эпохи

Уже для Горация, который не ценит Андроника, его имя означает начало римской литературы (epist. 2, 1, 61 cл.). Он — создатель художественного перевода как полноценной литературной формы. Не случайно дело переводчика представляет собой колыбель первой «производной» литературы. Как римская литература обретает самое себя с помощью греческой, так и европейская формируется под знаком христианской и античной традиции.

В некотором отношении Ливий Андроник — образцовый представитель ранней римской поэзии. Он вовсе не римлянин по происхождению, даже чужеземец, и своим общественным положением он обязан лишь своим собственным достижениям в духовной области. Он в конечном счете завоевывает для литературы в городе, еще недавно относившемся к ней отчужденно-враждебно, письменно признанные права гражданства. Показательна и многосторонность первопроходца: он не мог позволить себе, в отличие от греческих коллег, ограничиться каким-нибудь одним жанром.

Устойчивое влияние будут оказывать его метрические находки для драмы и различие языковых регистров в эпике и драматургии. Быстрее всего были забыты его комедии, поскольку они были превзойдены уже с самого начала такими талантами, как Невий и Плавт; несколько дольше знали о его трагедиях, хотя и они были отброшены в тень достижениями Энния, Акция и Пакувия; упорнее всего держалась его Одиссея; как школьную книгу ее зубрил еще Гораций под началом своего розгообильного Орбилия (epist. 2, 1, 69-71). После появления Энеиды она постепенно падает, как и вся древнелатинская эпика, в бездну забвения. Фрагменты сохранили нам Варрон, Фест, Ноний, схолиасты Вергилия и грамматики. Расчистив путь для великого развития, Ливий Андроник добился успеха хорошего учителя: он сделал самого себя ненужным.

М. фон. Альбрехт. История римской литературы. Том I

М. фон. Альбрехт. Содержание // История римской литературы. Том I

Книги ГЛК