М. фон Альбрехт. История римской литературы. Вторая глава: II. поэзия. A. Эпос и драма. Энний. Язык и стиль

Михаель фон Альбрехт. История римской литературы
От Андроника до Боэция и ее влияния на позднейшие эпохи
Перевод с немецкого А.И. Любжина
ГЛК, 2003. Том I. 

Примечания, библиографию, хронологическую таблицу,
список сокращений смотрите в печатном издании книги

В то время как прилагательные у Гомера, как правило, означают постоянные качества (даже и тогда, когда последние находятся в спонтанном противоречии со сложившимися обстоятельствами), Энний закрепляет в своих эпитетах мгновенные наблюдения и значения, которые, как представляется, сближают его с экспрессионизмом («синие луга» аnn. 516 V.2 = 537 Sk.; «желтое море» аnn. 384 V.2 = 377 Sk.). Он также изображает атмосферические явления с импрессионистской наглядностью (мерцающий свет аnn. 35 V.2 = 34 Sk.; покрытые пеной лошадиные ноздри аnn. 518 V.2 = 539 Sk.).

Прибегая к созданию неологизмов, он продолжает осваивать гомеровские сложные эпитеты, напр. «высокогремящий» Юпитер (altitonans, «высокогремящий»: аnn. 541 V.2 = 554 Sk.). Такое сложное прилагательное, как omnipotens, «всмогущий» (аnn. 458 V.2 = 447 Sk.), без которого немыслим язык позднейшей теологии и философии, также создал Энний. Другие прилагательные он заменяет описательными конструкциями вроде Tiberine, tuo сum flumine sancto, «Тиберий, с твоим священным потоком» (аnn. 54 V.2 = 26 Sk.). Как первый виртуоз латинской речи, Энний не воздерживается от звуковой игры, как, напр., когда он передает звук труб с помощью taratantara (аnn. 140 V.2 = 451 Sk.) и распространяет столь типичную для древнейшей латыни аллитерацию на все семь слов одного стиха, так что получается скороговорка (аnn. 109 V.2 =104 Sk.). Когда он увечит слова (do вместо domus: аnn. 576 V.2 = 587 Sk.) или разбивает одно другим (cere- comminuit -brum «раздробляет мозг» аnn. 609 V.2 = spuria 5 Sk.: тмесис), на наш взгляд он переступает границы как латинского языка, так и хорошего вкуса; однако Энний сослался бы на эллинистическую практику употреблять побочные случаи гомеровского языкового узуса в качестве образца для новых экспериментов со словом. Можно было бы усмотреть лирические черты в частично индивидуальной перспективе Анналов; она отличается от общезначимого, вневременного в иных случаях характера эпических произведений и могла бы стать дальнейшим аспектом энниевой contaminatio, которая вовлекает в «пересечение жанров», свойственное эллинистической эпохе, также и эпос.

Энний раз и навсегда создал латинский гекзаметр. В то время как в греческом языке существует равновесие между женскими и мужскими цезурами, у Энния уже однозначно преобладает мужская (пентемимерес) — 86,9% всех его гекзаметров; в конце стиха предпочтение отдается дву- и трехсложным словам. Позднейшее развитие гекзаметра затронет только тонкости: увеличение количества дактилей, особенно в первой стопе, последовательный отказ от употребления односложных и более чем трехсложных слов в конце стиха и употребление финального s как согласного, создающего позицию долготы. Симметрия словесной архитектуры у Энния также проводится не столь четко, как у поэтов эпохи Августа, хотя наш поэт и в этой области — первопроходец (ср. аnn. 570 V.2 = 582 Sk. с Ov. met. 14, 301). Большие возможности для будущего создает и искусный обмен определениями (аnn. 411 V.2 = 404 сл. Sk.): reges per regnum statuasque sepulcraque quaerunt, / aedificant nomen, summa nituntur opum vi. «Цари c помощью царской власти стремятся к статуям и усыпальницам (!), воздвигают славу (!), прикладывая к этому все силы» (т. н. двойная έναλλαγή). То, что гекзаметр впоследствии выиграет в гладкости, он утратит в многокрасочности и выразительности. Так, Энний еще мог передать настроение неуверенности в чисто дактилической строке без обычной цезуры: corde capessere: semita nulla pedem stabilibat, «казалось, что я не могу тебя обрести сердцем: никакая тропинка не подкрепляла стопу» (аnn. 43 V.2 = 42 Sk.). В соответствии с жанровыми особенностями в Анналах гекзаметр строже, чем в Hedyphagetica.

Энний соблюдает различие между языком эпоса и драмы. В Анналах больше архаизмов, чем в трагедиях. Особенно бросается в глаза в этом отношении то, что в эпических фрагментах Энний старается избегать косвенных падежей местоимения is/ea/id (или заменять их древними формами высокого стиля), в отличие от трагедий и прозаического Евгемера. В последнем произведении обычные местоименные формы используются для связи предложений, что станет обычным в древнелатинской повествовательной прозе. В этом отношении Энний также создает образец: все позднейшие эпики примут его отказ от косвенных падежей местоимения is/ea/id; прозаики, напротив, будут употреблять их часто и охотно. Это лишь один — правда, весьма впечатляющий — пример стилеобразующего влияния основателя римской поэтической традиции и подчас трогательной, подчас смешной верности в мелочах, которая, как представляется, становится одной из предпосылок стабильного культурного развития.

Энний повсюду говорит в трагедиях более простым языком, чем в эпосе — сохраняя в этом верность греческим образцам. Конечно, и в рамках трагического жанра у него есть разница между ямбическим сенарием и длинными стихами; однако даже и предназначенные для пения партии далеки от возвышенной стилистики эпоса. Цицерон (orat. 36) цитирует какого-то читателя, который охотно обращается к драмам Энния потому, что они не удаляются от обиходной речи. В этом Энний отличается от своего последователя Пакувия с его искусственным языком.

Риторически-музыкальные черты эллинистически-римской трагедии у Энния — переложение диалогических партий длинными речитативными стихами (септенариями и октонариями), а то и лирическими монодиями, обильные аллитерации, игра антитезами в сентенциях (напр. в хоре солдат Ифигении — trag. 195-202 J.), нагромождение синонимов и звуковая игра (как в жалобе Андромахи trag. 80-94 J.).

Энний претворяет черты римской жизни в поэтические образы (напр. аnn. 484-486 V.2 = 463-465 Sk.; 84-88 V.2 = 79-83 Sk.). Он не боится смелых метафор: «щит неба» (trag. 189 J.).

В templa caeli (ann. 49 V.2 = 48 Sk. и др.) он поэтизирует словосочетание из языка авгуров. Предметность может быть по-экспрессионистски связана со звуковыми и цветовыми эффектами. Последствия языкотворчества Энния для римской литературы необозримы.