М. фон Альбрехт. История римской литературы. Вторая глава: II. поэзия. A. Эпос и драма. Энний. Образ мыслей II

Михаель фон Альбрехт. История римской литературы
От Андроника до Боэция и ее влияния на позднейшие эпохи
Перевод с немецкого А.И. Любжина
ГЛК, 2003. Том I. 

Примечания, библиографию, хронологическую таблицу,
список сокращений смотрите в печатном издании книги

Произведения Энния воплощают, с одной стороны, римские, а с другой — эллинистические ценности. Римские понятия о гибельной праздности и благословенном труде можно услышать в хоре солдат в Ифигении («Кто не умеет пользоваться своим досугом, у того больше труда, чем если бы у него было много труда в рабочее время»); однако тот же текст можно прочесть как прославление otium в греческом вкусе.

Эллинистические черты свойственны и похвалам в адрес римских героев, чью славу Энний намерен увековечить своей поэзией; его вклад в создание легенды о Сципионе следует оценить очень высоко. При этом в игру вступает и мотив апофеоза, возникающий из «неримского» культа личности.

Однако этих начатков индивидуализма еще не достаточно: Энний делает еще один шаг вперед, он выражает свое нерасположение к «грубым солдатам» и подчеркивает — совершенно в греческом духе — превосходство sapientia и чисто словесного поединка (doctis dictis, «искусными словами») над голой силой, «поскольку силой борются только тупые свиньи» (апп. 105 V.2 = 96 Sk.). Здесь говорит греческая мудрость, но также и собственно римское понимание. В римском национальном эпосе не может быть и речи о романтизации войны; в гораздо большей степени его ядром могут быть названы рациональные ценности. Энний и в образе врага (как, напр., царь Пирр) подчеркивает благородные, рыцарские черты. При всем благоговении перед virtus (trag. 254-257 J.) Энний, однако, говорит, что право должно предпочесть доблести: melius est virtute ius (trag. 155 J.). Мысли о праве связаны со справедливостью (aequum) — ср. Cic. off. 1, 62-65: здесь четко выражена основа римских социальных отношений.

Что касается изображения индивидуальности, то и с образом Медеи поэт связывает не столько представление о волшебнице, сколько человеческую драму, никоим образом, впрочем, не ослабляя отрицательных черт. Острота жизненных переживаний, вкус к пафосу и «трагике момента» у Энния соответствуют «комике момента» у его современника Плавта.

В трагедии Феникс (вероятно, переделке одноименной пьесы Еврипида) завязывается конфликт между отцом и сыном (trag. 254-257 J.). Феникс у Энния, как и у Еврипида, невиновен. У римского поэта стоическая мораль соприкасается с римской. В то время как у Феникса ярко выделяются стоические черты, этос Теламона тоньше. Здесь тоже имеет место конфликт между отцом и сыном; здесь тоже речь идет о ложном обвинении и осуждении. В то время как в традиции главная роль отводилась сыну, Тевкру, у Энния таковую играет отец, Теламон. Тевкр, единокровный брат Аякса, вернувшийся из троянского похода, разделяет в глазах отца ответственность за гибель старшего брата. Характеристика отца полностью выдержана в духе этоса: он в конечном итоге примиряется со смертью сына, поскольку знает, что его порождение смертно, и признает за Тевкром право на самозащиту. Таков римский pater familias; одновременно он выражает чисто еврипидовский пессимизм. Он не верит в искусство прорицателей. Вполне по- эпикуровски он объясняет, что боги есть, да о нас они не заботятся (trag. 270 J.); иначе хорошим было бы хорошо, а плохим — плохо (265 J.). Яростная атака на прорицателей (266-271 J.) направлена не против институализированных коллегий авгуров, гаруспиков и decemviri sacris faciundis, но против частных прорицателей (впрочем, Катон нападает и на гаруспиков); однако у Энния есть и философская аргументация, причем тогда, может быть, в 173 г. до Р. X. (Афиней 12, 547 а), из Рима были изгнаны двое эпикурейцев; кроме того, из Рима были выдворены посольство философов и — позднее, в 139 г. до Р. X. — халдеи. Стихи Энния затрагивают основы государственной религии и предвосхищают критику Лукреция.

Однако, если прикладывать к Эннию клише политического оппозиционера, нужно, конечно, принять во внимание, что взгляды действующих лиц пьесы не обязаны совпадать со взглядами же автора (и уж тем более при переводе) и что пьесы, поставленные римскими должностными лицами, в основном отражали взгляды существующего общества. Тем самым не стоит представлять себе римскую знать той эпохи как радикально-консервативный класс. Как и во многих странах с немногочисленным верхним слоем и без развитого среднего слоя, сознающего себя таковым, — напр., в России XVIII века — дворянство одновременно класс и правящий, и образованный. Оно выполняет, таким образом, две в основе противоположные функции — консервативную и прогрессивную. В этом смысле творчество Энния, конечно, соответствует духовной атмосфере его окружения. В его творчестве видно, как противоборствующие силы вступили в схватку за юную душу Рима. К тому же Энний не только пассивно отражает, но и активно формирует мнения этого знатного сообщества. Поэтому следует говорить не о политической тенденциозности Энния, но о взаимодействии его творчества и духовной атмосферы его окружения.