К. Морескини. Глава восьмая. Философская культура греческого христианства IV и V веков. VI. Школа Газы. 2. Захария Схоластик / История патристической философии

Claudio Moreschini. Storia della filosofia patristica.
Brescia, Editrice Marcelliana, 2004.

Перевод с итальянского Л. П. Горбуновой
Редакция перевода, богословская редакция,
примечания иерея Михаила Асмуса
Редакция перевода, философская редакция,
унификация терминологии, сверка и перевод латинских
и греческих текстов монаха Диодора Ларионова

Он был епископом Митилены, жившим в конце V в. и в первые десятилетия VI в. Термин «схоластик» эквивалентен термину «ритор», и его произведение (диалог «Аммоний») несет на себе ярко выраженную риторическую печать со всеми соответствующими плюсами и минусами: это предельная простота изложения и организации материала по сравнению с написанным Энеем, поскольку в диалоге участвуют только два персонажа, которые высказываются в пользу и против христианской догмы (а точнее, касательно отдельного аспекта этой догмы), и делают они это на достаточно поверхностном уровне. «Аммоний» представляет собой диалог в духе Платона, восприявший от своего образца не только внешние черты структуры и стиля, но также частые цитаты и аллюзии, легко улавливаемые при внимательном чтении. Что касается темы «Аммония», то «Тимей» являлся, несомненно, тем диалогом, которым пользовались в первую очередь, а за ним следуют наиболее известные в эпоху поздней античности диалоги, такие, как «Федон» и «Федр»; более тонкие подробности отсылают нас к «Государству» и к другим диалогам. Также на достаточно поверхностном уровне Захария обращается к «Физике» Аристотеля, к ложно приписываемому Аристотелю сочинению «О добродетелях и пороках», а также резко противостоит платоническому учению об идеях («Откажемся от идей: речь идет о чистой и простой болтовне»: фраза, извлеченная из «Второй Аналитики», 83а32–33).

Христианское учение почерпнуто из того широко распространенного и адаптированного к народному употреблению учения, которое постепенно устанавливалась в течение V в., опираясь в основном на мысль Каппадокийцев; наиболее оживленные дебаты той эпохи, такие, как христологические споры, отсутствуют в «Аммонии», да, впрочем, они и не могли быть включены в его состав, поскольку диалог занимается вопросами космологии. Христианские писатели, к которым Захария обращается в первую очередь, — это Немесий (наш писатель прибегает к его «О природе человека») и Феодорит (автор изобильно пользуется его «О врачевании эллинских недугов» и трактатом «О промысле»).

Заглавие диалога вводит нас во вполне конкретную культурную обстановку, а именно в атмосферу александрийского неоплатонизма конца V в., главным представителем которого является Аммоний, сын Гермия. Гермий же не был, по мнению ученых, особенно значимым философом, поскольку он ограничился в основном тем, чтобы воспроизводить — несколько упрощая их — учения своего учителя Прокла.

Итак, проблематика, которую Захария намеревается обсуждать, вошла в моду именно благодаря неоплатонизму Прокла — и, конкретно, она посвящена вопросу о вечности мира: эта проблематика будет подхвачена несколько лет спустя после составления «Аммония», написанного после 518 г., Иоанном Филопоном. Некоторые исследования доказали, что как Захария, так и Филопон восходят к одному и тому же источнику, а именно — к Проклу как раз через посредничество Аммония, сына Гермия. К Аммонию, действительно, восходит не только тезис о вечности мира, но также тезис о его совечности Богу, опровергаемый не одним только Захарией, но также Филопоном и скорректированный Боэцием (который, согласно Курселю, мог быть учеником — прямым или непрямым — самого Аммония). Прокл, действительно, проводил различие между бесконечной длительностью, к которой Боэций прилагает термин perpetuum, указывающий на происхождение, сопряженное с нетлением, и между истинной и подлинной вечностью, как со стороны ante, так и со стороны post, названной Боэцием aeternitas, что есть исключительное свойство Бога — и только. Следовательно, ведущим мотивом «Аммония» является абсолютная вечность Бога и тленность мира.

Реминисценции из Прокла многочисленны, хотя они по существу выведены за пределы строго философского контекста и используются в полемических целях, причем фрагментарно, и в адаптированной к христианскому учению форме. Итак, вослед неоплатоникам, Захария повторяет, что Бог есть Благо в Самом Себе, Причина первая и единственная всего, что существует, что Он — само совершенство. Понятия Блага и Прекрасного, провидения и так далее постоянно встречаются в произведении Захарии как нечто уже установленное и хорошо известное.

Что касается Аммония, то Захария упоминает о его комментариях на «Физику» и на «Этику» Аристотеля; быть может, он знаком и с комментарием на «О небе» и на трактат «Об истолковании».

Очевидна также его связь с «Теофрастом» Энея Газского. Платонический характер обоих диалогов, идентичность большей части трактуемых тем, а также формальные аналогии демонстрируют с преизбытком, как много Захария воспринял из произведения Энея.