О. В. Алиева. Композиция и стиль. Из книги «Свт. Василий Великий. На слова: Внемли себе». 2016

Интонация и стиль, избранные автором, могут показаться высокопарными человеку, не знакомому с литературным маньеризмом IV в. Действительно, в сочинениях Василия проявились многие черты литературы «второй софистики»,  — но все же достаточно почитать языческого оратора Гимерия, у которого учился Василий, или даже близкого друга Василия Григория Богослова, чтобы оценить благозвучную умеренность стиля святителя.

Это стремление к простоте связано с оценкой стиля Священного Писания: образованным язычникам той поры он казался варварским, а для христиан стал образцом глубокой и ясной мудрости и в то же время литературным каноном. «Библиоцентричность» языка Василия хорошо известна: в выборе образных и лексических средств и даже в построении предложений святитель ориентируется на Писание, неустанно любуясь точностью (ἀκρίβεια) библейских выражений и стремясь к такой же точности. Василий рассматривает чтение Библии как важнейшую духовную практику и советует заучивать священный текст наизусть. Многочисленные цитаты и аллюзии на Священное Писание в его сочинениях сделаны по памяти.

Священное Писание для Василия — не только источник богодухновенной мудости; он неустанно восхваляет литературные достоинства этого текста. В начале гомилии 3 на Шестоднев он говорит об «изяществе Писания», которому свойственна естественная убедительность и которое приятно и любезно сердцам, «предпочитающим истину правдоподобию». Тут и там в его сочинениях рассыпаны неодобрительные ремарки в адрес риторических прикрас.

Возможно, в том числе поэтому исследователи порой недооценивали его литературное мастерство. По мнению Ульриха фон фон Виламовица-Мёллендорфа, дипломат, церковный иерарх и деятельный организатор монашеской жизни всюду «перевешивают» писателя в Василии. Эдуард Норден отметил более сдержанное, по сравнению с Григорием Богословом, использование риторических фигур.

Несомненно, Василий сторонился излишеств азианства, однако это не ввело в заблуждение такого искушенного читателя, как патриарх Фотий. В его «Библиотеке» упоминается «Шестоднев», моральные гомилии и письма Василия, стиль которого он оценивает очень высоко:

Превосходен во всех своих речах великий Василий. Если кто и  способен, как он, выбирать выражения чистые и удобопонятные и употреблять их в собственном смысле слова, как и вообще выступать публично и торжественно, то в расположении и ясности мыслей он никому не уступает первенства. Любитель достоверности, приятности и прозрачности, он словно без подготовки изливает словесный поток. В убедительности достиг он таких высот, что ежели кто решит использовать его речи в  качестве образца общественного красноречия и использует их для упражнения (конечно, если он не совсем неискушен в  законах этого рода), то ему не надо будет никого больше читать, даже Платона или Демосфена, к которым увещают обратиться древние, чтобы овладеть риторикой публичной и торжественной.

Подчеркивая ясность, непринужденность, убедительность стиля Василия, Фотий в то же время указывает на него как на образец риторического красноречия, так что и мы не должны принимать продуманную простоту за бесхитростность. В переписке Либания и Василия сохранилась замечательная зарисовка того, как Либаний предлагает одному из своих товарищей зачитать вслух поразившее его письмо Василия. А в другом письме он пишет о том, что слушатели буквально «повскакивали» от восторга при чтении послания Василия. Не так уж важно, насколько аутентичны эти письма: успех подлога достигается лишь при известной мере правдоподобия, а значит такая сцена выглядела правдоподобной для читателей переписки.

Хорошо продуманная естественность препятствует применять статистические методы в изучении риторического инструментария святителя. Так, Кэмпбелл в своих расчетах не учитывает те случаи, где намеренное употребление фигуры автором неочевидно, — но ведь именно это и составляет достоинство стиля Василия! Чуткий слух улавливает созвучие окончаний, но этот же слух детектирует фальш, когда этих созвучий становится слишком много: вычурность, которой Василий старался избегать.

Изучение риторической стороны нашей гомилии показывает, что она тщательно готовилась и произносилась не ex promptu. Конечно, умение без подготовки употребить, скажем, исоколон или осложненную парономасией антитезу — дело техники, и мы ничуть не хотим преуменьшить ораторское мастерство Василия. Однако и композиция (аккуратный диптих 5–6 глав; продуманное вступление, дающее вместе с  captatio benevolentiae сложную философскую проблематику; элегантное закругление: от устройства речи в начале к  устройству слуха в конце), и почти нигде не сбивающаяся ритмичность текста, и нарастание сложности, и отсутствие характерного для импровизации эпидиортосиса,  — все это скорее исключает импровизацию.

Далее:

«Свт. Василий Великий. На слова: Внемли себе». Издание подготовила О.В. Алиева