Д. Дилите. Еврипид // Античная литература

Из книги Д. Дилите
Античная литература
Пер. с литовского Н.К. Малинаускене

ISBN 5-87245-102-4
ГЛК, 2003. Обложка, 487 стр. Цена 150 р.

Подробнее о книге

Еврипид (480—406 гг. до н. э.), третий знаменитый греческий трагик, видимо, не участвовал в общественной деятельности и был не очень ценим современниками. При жизни он только четыре раза в состязаниях трагиков получил первый приз (пятый раз первое место было ему присуждено сразу после его смерти), но через сто лет он стал любимейшим греческим поэтом и затем — как Эсхил и Софокл — классиком мировой литературы. Из до созданных им трагедий сохранилось 17: «Алкестида», «Медея», «Гераклиды», «Ипполит», «Гекуба», «Геракл», «Просительницы», «Троянки», «Электра», «Ион», «Ифигения в Тавриде», «Елена», «Андромаха», «Финикиянки», «Орест», «Вакханки», «Ифигения в Авлиде». Кроме того, до нас дошла одна сатировская драма «Киклоп».

Драмы Еврипида отличаются от предшествующих тем, что они полны рассуждений, обсуждений, споров. Длинные монологи и диалоги вытесняют и заглушают песни хора. Однако главное свойство Еврипида — раскрытие чувств и страстей героев. Еврипид создает новый тип трагедии — трагедии страстей, скрывающихся в сердце человека. Он показывает, что начинающие бушевать страсти несут гибель, после их вихря остаются только руины человеческих судеб. К типу трагедии страстей относится и драма «Медея», написанная по мотивам мифа об аргонавтах. В ней поэт говорит о попранной верности, о неисполнении данного слова, о безумной страсти.

В прологе драмы кормилица, поговорив с воспитателем детей, указывает, что трагедия зреет в сердце Медеи:

Это облако стона сейчас
Раскаленная злоба ее
Подожжет.

(106-108)

Зрители слышат доносящиеся из дворца стоны и вздохи Медеи, ее проклятия Ясону и детям. Кормилицу мучает страшное предчувствие по поводу детей. Пришедшая Медея объявляет свои планы отомстить Ясону, Креонту и его дочери (262— 264), потому что бросивший ее Ясон женился на царевне. Большинство исследователей трагедии Еврипида считает Ясона эгоистом и негодяем [9, 138; 17, 197; 27; 254-255 и т. д.]. Едва ли не один Ф. Зелинский оправдывает его, утверждая, что для него главное — не власть или богатство, а дети, что он — жертва [41, 347]. Медея этой трагедии — тоже сложный персонаж. Она может считаться как существом, ослепленным страстью, так и трезво размышляющей и хладнокровно действующей женщиной [19, 308—312]. Видимо, оба утверждения справедливы, так как Медея на самом деле весьма хладнокровно притворяется: она страдает настолько, насколько нужно страдать, желая смягчить сердце Креонта, чтобы тот разрешил ей еще на один день остаться в Коринфе, и плачет столько, сколько нужно плакать, желая пустить пыль в глаза Ясону, чтобы тот с детьми пошел просить Креонта и царевну не изгонять их.

Однако она ведет себя так, потому что ослеплена местью, заглушающей в ней все, даже материнскую любовь. Огонь мести постоянно пылает в сердце Медеи, она наслаждается им: «Чтобы отца, и дочь, и мужа с нею / Мы в трупы обратили... ненавистных...» (374-375). Она только обдумывает способы: или поджечь дворец, или взяться за кинжал, или прибегнуть к яду (378-411). Важны второй и третий эписодии драмы [37, 282]. Споря и ругаясь с Ясоном, Медея не может не обратить внимания на то, что, оправдываясь по поводу свадьбы, муж много говорит о благе и будущем детей. В третьем эписодии она не только добивается от Эгея обещания принять ее в Афинах, но и еще раз убеждается, что наследники, дети для мужчины очень важны: Эгей направлялся с вопросом к оракулу, суждено ли ему иметь наследников. Когда Эгей ушел, Медея говорит хору: «Я знаю наконец, / Куда мне плыть» (766). До этого она еще не решила, как мстить. Теперь она указывает свой путь: «Я / должна убить детей». Хор ошарашен: «И ты убьешь детей, решишься ты?» (816). Медея отвечает: «Чем уязвить могу больней Ясона?» (817).

Медея была бы весьма односторонним и схематичным чудовищем, если бы Еврипид не показал драмы, происходящей в ее сердце: борьбы между демоном мести и материнской любовью. Уже решившись на страшный поступок, она признается:

Упало
И сердце у меня, когда их лиц
Я светлую улыбку вижу, жены.

(1042-1043)

Демон мести побуждает осмелиться, а любовь матери умоляет:
Ты, сердце, это сделаешь?.. О нет. Оставь детей, несчастная...

(1056-1057)

Однако демон мести опять нападает и побеждает. Убивая детей, Медея надеется отомстить Ясону и достигает своей цели: она подавляет мужа, как бы сбивает его с ног (1323-1350). Увы, это не есть победа ее правды, ее моральной позиции. Хор заранее предупреждает ее: «Несчастием еще ль ты не сыта?» (818). Медея и сама понимает, что, убив в себе любовь матери, она будет страдать больше, чем Ясон: «Безумно покупать / Ясоновы страдания своими / И по двойной цене...» (1046-1047). Когда в конце трагедии она наслаждается тем, что попала в сердце Ясону, он замечает, что Медея тоже страдает и мучается, и она признается, что это правда (1060— 1062). Таким образом, нанося удар Ясону, Медея наносит удар и себе. В этой трагедии нет победителей.

«Вакханки» — это трагедия другого типа: не трагедия страстей, а философская драма. Должны ли смертные познать бога умом, или ощутить мистическим чутьем? Подобает ли богу гневаться и мстить согрешившим людям, или он должен быть бесконечно добр и снисходителен? Такие и подобные вопросы, видимо, занимали умы многих людей в V в. до н. э. Одни старались найти объяснение, не основанное на традиционных мифологических представлениях, другие называли это безбожием и всеми силами боролись с мыслителями. Учитель и друг Еврипида, Софокла, Перикла, философ Анаксагор, объяснял, что Солнце — это раскаленная масса металла, гром — столкновение облаков, а мир сформирован Умом, который привел в движение и пронизал бывшую хаотическую массу. Он был привлечен афинянами к суду и только с большим трудом спасен Периклом от смерти (Diog. Laert. II 6-15). Сократ выпил знаменитую чашу цикуты, обвиненный в том, что не чтит традиционных богов. Уже упомянутый нами знаменитый софист Протагор утверждал: «О богах я не могу знать, есть ли они, нет ли их, потому что слишком многое препятствует такому знанию, — и вопрос темен, и людская жизнь коротка» (Diog. Laert. IX 54).

Еврипид избрал миф о появлении культа Диониса в Фивах. Дионис приходит как проповедник новой религии. Некоторые фиванцы уже почитают Диониса. «Нет, презирать богов не мне — я смертен», — говорит старый основатель города Кадм (199). Царь Пенфей не мог сразу подавить распространение этого культа, потому что был в отъезде. Вернувшись домой, он энергично начинает бороться с религией, проповедуемой Дионисом. Пенфей хочет постичь религию разумом, а эта экстатическая вера ему кажется непонятной, абсурдной и глупой (345; 483).

Схватив Диониса, он задает ему логичные и рациональные вопросы: откуда он прибыл? Кто его вдохновил быть апостолом этой религии? Как, каким образом он получил это повеление? Каковы обряды у нового бога? Дионис отвечает неясно (460-518). Пенфею кажется, что допрашиваемый выкручивается, он нервничает и злится из-за того, что юноша хитрит, и приказывает привязать его в конюшне. Туманными ответами Диониса, противопоставленными рациональной позиции Пенфея, Еврипид иллюстрирует мысль, что веру невозможно объяснить и обосновать рационально.

Об этом в начале трагедии уже упоминал Тиресий, сказав, что человек не должен рассуждать о богах, поскольку так поступали деды и отцы, а их установлений, древних, как Время, не уничтожит и мудрствование, изобретенное даже самыми высокими умами (200-203). «Мудрствование не мудрость», — своей знаменитой фразой вторит ему хор (396). Мудрствование — это рассуждения людей, выдуманные ими теории, вечная их жажда познания и вечные заблуждения. Мудрость — это понимание, что не разум ведет к богу, а сердце, душа, вера. Разуму религия может казаться нелогичной, примитивной, странной, непонятной, человек должен верить не рассуждая и не думая. То же самое через пятьсот лет повторит Тертуллиан (De corp. Chr. 5), рассуждения которого превратятся в краткую сентенцию: credo quia absurdum (верю, ибо это нелепо).

Вакханки, увенчанные плющом, почитают Диониса плясками и песнями. Они бегут встретить его в горы, леса, ущелья. Пенфей уверен, что вакханки — распутницы, но вестник, отправленный по приказу царя их преследовать и схватить, рассказывает, что они ведут себя скромно и порядочно. Вакханки словно отождествляются с природой, становятся ее элементами: подпоясываются змеями (698), кормят грудью детенышей волков и ланей (699-702). Ритм их танца сливается с ритмом прыжков косули, журчанья воды, шелеста листьев, с вечными живительными силами, с богом. Только такой преданной и наивной вере бог дает благословение и чудесные дары: только для нее открываются источники вина, воды и молока, источается мед (704-713).

Хор вакханок — важное действующее лицо этой трагедии. Участвуя во всей драме, он наилучшим образом выражает идею благодати наивной веры. Такая роль хора не характерна для трагедий Еврипида. Communis opinio doctorum (общее мнение ученых) утверждает, что значение хора в греческой трагедии со временем уменьшается: хоры драм Эсхила — обычно самостоятельные и важные действующие лица (такой хор мы видели в его «Эвменидах»). Партии хора в трагедиях Софокла короче, хор не вмешивается активно в действие, а Еврипид оставляет хору только обязанности эпизодического комментатора. Однако «Вакханки» — исключение: эта трагедия из-за значительной роли хора кажется несколько архаичной.

Ученые давно спорят, на чьей стороне здесь находится Эврипид [5, 60-78; 13, 178; 18, 11-119; 23, 279-285; 27, 271; З2. 340-344; 44, 93]. Показав блаженство почитателей бога, он показывает и наказания заблудшим. Дионис разрушает дворец Пенфея, затуманив его разум, насмехается над ним и в конце концов губит. Жестоко мучается Агава, неясно, почему страдает признавший Диониса Кадм. «Ты прав, о бог, но чересчур суров...», — звучит человеческий стон в конце драмы (1346). Однако споры, на чьей стороне Еврипид, наверное, не могут быть разрешены. Драматург прекрасно показал и рационализм Пенфея, и иррационализм, проповедуемый хором вакханок, и исполненное экстаза блаженство верующего, и трезвую твердость неверующего, но ничего не разрешил, оставляя обе эти силы быть такими, какими они были. Наказывая Пенфея, Дионис не побеждает, потому что вызывает сомнения из-за своей жестокости, но не побеждает и правда погибшего Пенфея. То же самое мы видели и в «Медее», там также нет ни побежденных, ни победителей. Таким образом, конфликты трагедий Еврипида остаются неразрешенными.

В конце драм Еврипида часто внезапно появляются боги. Deus ex machina обычно появляется для того, чтобы прекратить неразрешимый конфликт. Так, в трагедии «Орест» суд Аргоса осуждает Ореста на смерть. Осужденный заставляет Менелая его спасать, а Менелай уклоняется. Появившийся ех machina Аполлон прекращает драму. Похожим образом прекращают неистовство человеческих страстей Диоскуры в «Елене», Афина — в «Ифигении в Тавриде», Артемида — в «Ифигении в Авлиде», Фемида — в «Андромахе». Ситуация в трагедии «Электра» такая же, как и в «Эвменидах» Эсхила: убивший мать и Эгисфа Орест мучается из-за своего злодеяния, но Еврипид прекращает его мучения, присылая Диоскуров, приказывающих Оресту бежать в Афины и предсказывающих счастливое будущее. Появления богов в этих трагедиях могло бы и не быть, потому что deus ex machina только заканчивает трагедию, но не решает конфликта.

Возможно, так происходило из-за того, что большинство персонажей Еврипида увидели свет во время страшной, братоубийственной Пелопонесской войны. Афины и Спарта, вовлекая и другие полисы, сражались за могущество и влияние. Война весьма истощила обе стороны и положила начало кризису греческого классического мира. Полного поражения Афин Еврипиду видеть не пришлось, однако несчастий хватило итак: пожары, смерти, нужда, мор, уничтоженный флот, семь тысяч афинян, проданных в Сицилии в рабство — такова была реальность. Ни идеи гармоничного мира, ни идеи гармоничного человека не могли в ней ни удержаться, ни процветать. Они существовали только по инерции. Видимо, поэтому художественный мир множества трагедий Еврипида дышит безнадежностью и безысходностью.

Иногда автор может предложить верить в чудо. Некоторые трагедии Еврипида, после вмешательства бога, героя или благодаря успешно сложившимся обстоятельствам, заканчиваются счастливо. В трагедии «Алкестида» драматург изображает траур в доме царя Адмета после смерти царицы Алкестиды. Аполлон некогда дал Адмету возможность отложить день смерти, если кто-нибудь другой в тот печальный момент решится вместо него отправиться в Аид. Однако никто не хотел умирать вместо Адмета. Пожертвовала собой только его молодая жена Алкестида. Во время подготовки к похоронам к Адмету забрел Геракл. Царь не хотел нарушать обычай гостеприимства и не сказал тому, что случилось. Геракл весело пировал в другом конце дворца. Узнав от слуги о домашнем трауре, он вступил в борьбу с божеством смерти Танатосом, одолел его и вернул жизнь Алкестиде. Геракл в этой трагедии изображен как милый весельчак, любящий хорошо поесть и выпить.

В «Ифигении в Тавриде» Ифигения, переправленная Артемидой в Тавриду, встречает прибывшего туда брата Ореста и вместе с ним готовится бежать. Беглецов спасает неожиданно появившаяся Афина. В трагедии «Ион» разделенные судьбой и не знакомые между собой мать и сын едва не убивают друг друга, но в конце концов с помощью Афины выясняют правду. На мотив, предложенный создателем хоровых песен Стесихором, Еврипид написал драму «Елена». В ней изображается Елена, переправленная богами в Египет, поскольку Парис похитил только ее тень. Буря прибивает туда и корабль Менелая, и Елена, которую он вез из Трои, исчезает. Ища ее, Менелай встречает жену и убегает вместе с ней. Местный царь пытается гнаться за ними, но на помощь приходят Диоскуры.

Неожиданно оказывающие помощь боги этих драм еще называются традиционными именами, но они уже похожи на то благосклонную, то гневающуюся богиню случая Тиху, которую будут почитать в последующие времена. Потомки потому и ценили Еврипида больше, чем современники, что он был поэтом будущего. Люди более поздней эпохи эллинизма интересовались чувствами и переживаниями, и им нравились разрывающие сердца трагедии страстей Еврипида. Они были уверены, что целенаправленную деятельность всегда может нарушить и постоянно нарушает случайность, и почитали то губящую, то спасающую, непостоянную богиню Тиху. Драмы Еврипида имели большое влияние на комедии того времени, которые показывали людей, вызволенных Тихой из безнадежного положения.

После обзора способов разрешения конфликта в греческих трагедиях мы видим, что Эсхил разрешает конфликт, призвав на помощь компромисс. Действующие лица трагедий Софокла побеждают неправых, врагов или свое бесчестье, пороки, недостатки, а Еврипид не в состоянии найти решение конфликта.