О. В. Алиева. Христианство vs. эллинизм? История вопроса. Из Книги «Свт. Василий Великий. Послание к юношам». 2018

Когда в предисловии к первой части «Дон Кихота» (1604 г.) Сервантес писал о том, что ни Аристотель, ни Василий, ни Цицерон ничего не сказали про рыцарский роман, читателей его менее всего должно было удивлять появление имени святителя Василия, епископа Кесарии Каппадокийской (ок. 329–379), в одном ряду с авторами «Поэтики» и «Об ораторе» (Schucan 1973: 222). К началу XVII в. послание «К юношам о  том, как извлечь пользу из языческих книг» благодаря усилиям гуманистов стало одним из самых читаемых текстов в  Европе: его не только изучали в школах наряду с  греческой и латинской классикой — на него опирались, чтобы теоретически обосновать присутствие этой классики в  школе.

Современные исследователи, стремясь расчистить текст от гуманистических толкований, полностью его переосмыслили: так, П. Федвик подчеркивает, что в намерения автора не входил призыв к изучению греческой классики — не уточняя, впрочем, что же входило в его намерения (Fedwick 1996: 819). Схожую точку зрения высказывали такие авторитетные исследователи, как Ж. Грибомон, С. Жиэ и Д. Аман. По мнению Грибомона, мы имеем дело с «апологией аскетизма», обращенной к образованной публике, под вкусы которой подстраивается наш автор (Gribomont 1974: 514–515). Вслед за ним Нальдини (Naldini 1984: 15; idem 1978: 39) полагает, что Василий обращается к людям, проникнутым классической культурой, чтобы представить им преимущества монашеского образа жизни (Naldini 1984: 15). Д. Аман (Amand 1949: 25–26) вместе со С. Жиэ (Giet 1941: 217 sq.) считает, что автор этой «безделки» (bluette) стремится предостеречь юношей от опасностей эллинизма, а не поддержать классический syllabus.

С этим соглашается французский историк П. Лемерль в книге «Первый византийский гуманизм»: «Юношам-христианам, которых школьная программа обязывала читать и  комментировать языческие тексты, Василий указывает способ, как при таких занятиях не погубить время и свою душу и извлечь из этих произведений, дурных самих по себе, то, что может быть согласовано с христианской моралью» (Лемерль 2012: 62 = Lemerle 1971: 44–45). С точки зрения Лемерля, этот текст — не более чем очередное свидетельство компромисса с эллинизмом (Лемерль 2012: 67), на который шла Церквовь, ни в IV в., ни позже не предлагая альтернативы светской ἐγκύκλιος παιδεία.

Но компромиссы держатся на хрупких основаниях, натяжках и недомолвках, которые немедленно обнаружились в  нашем тексте. Так, Э. Фортин усмотрел в нем умышленное и последовательное искажение смысла цитируемых текстов: «Вопреки распространенному убеждению, христианские писатели никогда не канонизировали Гомера и никогда не недооценивали угрозу, которую он представлял для их веры» (Fortin 1981: 190, 194). А современный биограф Василия, Ф.  Руссо, даже назвал работу свт. Василия «лживой». Василий говорит о том, что классическая литература должна стать для юношей подготовкой к чтению Писания, внимать которому им по возрасту еще не положено. Однако очевидно, что критерий «полезности», применять который он им рекомендует, находится вне этой литературы. Фигура наставника, который заранее знает, что и как следует отобрать, приобретает тем самым огромное значение: ему позволено вырывать цитаты из контекста и произвольным образом толковать источники, чтобы достичь нужного педагогического эффекта. Для Василия «образовательное здание (античности) уже разрушено, как заброшенный храм, и его предстоит направить на строительство христианства» (Rousseau 1994: 56–57).

Более взвешенную интерпретацию текста находим во французском издании 2012 г. В предисловии А. Перро утверждает, что слава текста как гуманистической хартии в  значительной мере основана sur un malentendu: в IV в. не было необходимости «спасать» греческую ученость, в достаточной мере усвоенную уже апологетами. Но, в отличие от Д. Амана, он не считает, что аскетическая проблематика в  «Юношах» занимает большее место, чем в диатрибах Эпиктета или посланиях Сенеки. «Мы больше не думаем, что эллинизм погиб под ударами христианства и что его вернули к  жизни гуманисты в эпоху Возрождения. Раннее христианство, в определенном смысле, — одна из форм эллинизма, т.е. особая форма греческой культуры, хотя и критического толка. Христиане чувствовали за собой право отбирать среди литературных произведений и среди образов жизни те, что им казались приемлемыми и совместимыми с верой» (Perrot 2012: vii). Собственно, «Юноши» и представляют собой пример такого отбора.

Все эти трактовки исходят из того, что Василий, принимаясь за «Юношей», имел в виду некую проблему, «эллинизм», отношение к которому — снисходительное или, напротив, суровое — следовало сформулировать. Но так ли это? Мы не говорим здесь о том, что понятие эллинизма, введенное в научный обиход И.Г. Дройзеном, употреблялось в античности в ином смысле и означало прежде всего использование чистого греческого языка. Применительно к «Юношам» об эллинизме говорят, в первую очередь, в связи с язычеством. Так, Уилсон напоминает в примечаниях к  титулу хорошо известный факт: прилагательное ἑλληνικός («еллинский») в патристической и византийской литературе регулярно означает «языческий» (Wilson 1975: 37), а Буланже видит повод для беспокойства Василия в том, что в IV в. школа все еще оставалась «последним оплотом язычества» (Boulenger 1935: 16). Но это следовало бы уточнить.

Далее:

«Свт. Василий Великий. Послание к юношам о пользе греческих книг». Издание подготовила О.В. Алиева