Уильям Гильберт «Пигмалион и Галатея». Акт первый

 

Фотоальбом

 

Акт I

Агесимос: (горделиво)
Добрый день. Не здесь ли дом Пигмалиона?

М и м о с: (кланяется)
Так и есть.

Агесимос:
А вы Пигмалион?

М и м о с:
О нет, я раб его.

Агесимос:
У Пигмалиона есть рабы!
Прислуживает скульптору слуга;
Подносит ему яства! Если нет,
Возможно, будет иссечен кнутом!
Куда мы катимся? (садится)

М и м о с:
Что Вам угодно?

Агесимос:
Пигмалиона Хрисос навестит
Сегодня после трех. Его встречайте.

М и м о с:
Вы — Хрисос, господин?

Агесимос:
Ну…, нет, не я. Ну, то есть не вполне.
Фактически слуга его я.

М и м о с: (с облегчением)
Слуга? Ха-ха!

Агесимос: (горделиво, встает)
Зовут меня Агесимос!

Мимос:
Агесимос хозяина имеет,
Подносит ему яства! Если нет,
Возможно, будет иссечен кнутом!
Куда мы катимся? (продолжает работать)

Агесимос:
Слепой глупец!
Я лучше завяжу хозяину шнурки,
Чем обрету таких как ты пять сотен.
Теперь что скажешь?

Мимос:
А то скажу я, что вот в этом
С Агесимосом я вполне согласен.
Но, кто же Хрисос?

Агесимос:
Вы слышали? О боги!
Он Хрисоса не знает!

Мимос:
Уж точно, он – не я.

Агесимос:
Он − самый главный человек в Афинах!
Отец искусств и благородный муж,
Известный редкой щедростью и вкусом,
Который содержать пятьсот Пигмалионов
Голодных мог бы.

Пигмалион:
Кто этот человек?

Агесимос:
(смиренно) Раб Хрисоса — (горделиво) Агесимос.
О Вас услышал Хрисос и узрел,
что вы имеете талант. Он снизошел
до милости вас посетить. Но берегитесь —
Он и казнит и милует.

Пигмалион:
Слуга так дерзок, как его хозяин.
Скажи ему, что хоть и беден я,
Но я − художник благородный.
Не следует рабов к искусству приучать:
Искусство правит миром –
ему служить он должен.

Агесимос:
Вот это скульптор!

Пигмалион: (в ярости)
И скульптор зол!
Поди скажи все это господину.
(Агесимос уходит)
Дерзкий пес!

(входит Синиска)

Синиска:
Пигмалион, что за комиссия?

Пигмалион: (с иронией)
Хрисос-патрон послал сюда раба,
чтоб оказать обычную услугу от лица богатства
не стоящему и гроша таланту.

Синиска:
Пигмалион! Не стоит рассуждать о дерзости раба.
Забудь о нем немедля и возьми резец.
Работа ждет. Твоя натурщица-супруга уезжает.
Я через час должна уж быть в дороге на Афины.
Чуть времени осталось. Приступай. Я встала в позу.
Так хорошо?

Пигмалион:
Я не могу работать. Сегодня руки неверны.
Мне нужен отдых

Синиска:
Что ж, отдыхай
и наслаждайся видом своего шедевра.
Пусть он тебя утешит.
(Отдергивает завесу, за которой статуя Галатеи.)

Пигмалион:
Да-да, ведь глядя на работу рук своих,
Я вижу дело божьих рук – тебя саму.

Синиска:
И все ж, притом, что это твой шедевр,
Для всех патронов есть изъян
в любой из множества твоих работ.

Пигмалион:
Какой же?

Синиска:
Простой. Ведь говорят:
у всех Пигмалиона статуй
Глава жены его Синиски.

Пигмалион:
Тогда изъяном будет то,
что воплотил я в жизнь стократно
для радости всего большого мира
то счастие, что боги дали мне!
Так подожди, найду головку покрасивей,
и предоставится патронам выбор!

Синиска: (поспешно)
Нет-нет, я не хочу, чтоб ты нашел другую!
Не надо нам других, пожалуйста, не надо.
Ваяй меня, как хочешь. Все же
как я тщеславна, что могла
сравнить столь дивный лик, изваянный тобою,
с моим лицом − Синиски.

Пигмалион:
Да так оно и есть:
Лицо Синиски в любой ее черте!

Синиска:
Да нет: округлее ее черты и мягче,
дугою брови, посадка головы изящней,
и глаже лоб – все больше вам напомнит ту Синиску,
что десять лет назад в тиши рощ Артемиды
услышала признание твое.
И голову в согласии склонила кротко.
Не та я больше. (закрывает занавес)

Пигмалион:
Неблагодарная, клевещешь ты на Время,
которое в своем столь скором беге
промчалось, не задев тебя!
Не в том ли дело, что Синиска такова,
что не позволит Ему запечатлеть
и тени поцелуя на лице своем прекрасном?
(вбегает Мирина)

Мирина:
Пигмалион, есть новость у меня.

Пигмалион:
Говори, сестрица.

Мирина:
Левсипп…

Синиска:
Да говори же!!

Мирина:
…был твой школьный друг, вы – побратимы.
И любит он тебя как брата своего.

Пигмалион:
Да, точно так. И это новость?
Что есть еще, что хочешь мне сказать?

Мирина: (стыдливо)
Сестру твою он любит тоже.

Пигмалион:
Вот это новость! Мирина, девочка, целую!
Сверх меры счастлив за тебя я.
На свете парня лучше не найти.

Синиска:
Все расскажи нам, дорогая.
Как случилось, что этот неуклюжий,
Стеснительный и дюжий воин
Смог вынудить себя к признанью?

Мирина:
Ну, как… А вот и он. Пусть сам расскажет.

Левсипп: (неуклюже)
По правде, сам не знаю. Я в этом деле новичок.
Простой солдат. Вот если б драться за девичье сердце,
Тогда б дорогу я к нему нашел. А так:
Беседовать, вздыхать, шептать чего-то.
Это не по мне. Я вроде пробовал, да заикался
и краснел, а все без проку. Мирина хоть смеялась,
да поняла! Какое сердце!

Мирина:
Не знаю как, Пигмалион, а поняла.
Он заикался − я смеялась.
И тут до слез вдруг жалость проняла,
когда увидела его такого
большого, славного, и храброго Левсиппа,
как школяра побитого. Ну а потом…
Не помню, что было дальше.
Каким-то странным образом,
всегда учтивы и на расстояньи,
Вдруг оказались мы…

Левсипп:
В объятиях друг друга!
Ты сердишься?

Пигмалион:
Сержусь? Безмерно счастлив!
Жаль, что не мог бы подсмотреть всю сцену:

Левсипп:
Да что ты! правда?! Милая Мирина,
Давай-ка мы ему покажем все, как было.
Гляди, Пигмалион! Чем мы не группа для ваянья!
Скорей берись за глину и вперед!
Натурщики твои не изнемогут. Обещаю.

Синиска:
Левсипп, куда же подевался твой румянец,
Что заливал твое лицо недавно?

Левсипп:
Имел он тонкий слой.
Но стерли мы его навечно!

Пигмалион:
Глаз не спускай теперь с него, Мирина.
Ведь у тебя такой защиты нет, как у нее.

(указывает на Синиску)

Мирина:
Какой такой защиты?

Синиска:
То странная история. Когда-то
Была я нимфой девы-Артемиды,
Связав себя обетом вечным девства.

Левсипп:
Вот ничего себе затея!

Мирина:
Ужас!

Синиска:
А мне так не казалось.
Неделями стремилась я понять
Суть этой клятвы. Ночами,
не сомкнувши глаз ни разу,
пыталась обо всем разумно рассудить.
И все же я решила, что обет,
Мирине показавшийся ужасным,
смогу я соблюсти.

Мирина:
Какого возраста была тогда Синиска?

Синиска:
Мне было десять лет.
Да и в одиннадцать не видела причины
Жалеть о сделанном. И не годами позже.
Как раз в пятнадцать мне пришло на ум,
Что брак — необходимая болезнь,
Богами насылаемая кара,
И что безбожно кары избегать;
Над этим стала больше размышлять;
В шестнадцать лет мысль эта укрепилась,
В семнадцать стала убежденьем.

Пигмалион:
И тут Пигмалион попался деве.

Мирина:
И что? Ему поверила свои раздумья?

Синиска:
Ну да. Он их весьма одобрил.
Осталось изложить все Артемиде.
О, боги, как мы только ни пытались
Богиню убедить — и ведь смогли же!
Лед сердца Артемиды был растоплен
Огнем Синискиных молений.
Она сказала: «Что ж, будь, как ты хочешь.
Но, девочка, запомни крепко – (встает и становится в центре)
Лишь только кто из вас один: она ли, он ли
Нарушит клятву, данную другому,
И верностью своей пренебрежет,
Обиженный супруг получит власть
Изменника столкнуть в пучину мрака.
И не прозреет подлый ренегат,
Пока другим прощен не будет явно».

Левсипп:
Вот радость-то, что сила эта ваша
Не даруется повсеместно.
А то бы половина всех мужей
И половина жен слепа была бы.
А те другие половины, что при глазах,
Так бы и пялились друг на дружку!
(входит Мимос, подает Пигмалиону свиток,
который тот читает. Мимос. уходит)

Мирина:
Но мужа своего и брата моего
Ты не накажешь
Проклятьем абсолютной слепоты,
Как страшно бы тебя он ни обидел?

Синиска:
Пигмалион мне верен − тем и дорог.
И что его от чести отвратит,
То отвратит и от любви моей.

Мирина:
Но как ужасна слепота!

Синиска:
Как бремя брачной верности ужасно!
Мой нрав зависит от Пигмалиона;
Он господин мне, коль богам подобен,
А станет бесом — им же стану я.
Мне не знакома середина чувств,
Я, если не люблю, то ненавижу.

Мирина:
Что скажешь?

Левкипп:
Я чертовски рад,
что ты не нимфа девы-Артемиды!

Пигмалион:
Ну вот, его, видать, привел я в чувства.
Патрон мой Хрисос явится сюда
чтоб заработать тыщу драхм.

Синиска:
Что это значит «заработать», милый?
Богач из богачей, не знает он труда.

Пигмалион:
Да знает. Он патрон искусств,
и только патронатом богатеет.

Синиска:
Как так?

Пигмалион:
Да, он невежда и фигляр!
Но кошелек для всех важней ума.
А он богат и покупает все.
Ничтожества толпой за ним бегут.
И всякий рад продать ему свой труд
За полцены затем лишь, чтоб сказать:
«Мою работу Хрисос приобрел!».
Он просто мода. Он об этом знает
И ценит гений скульптора-творца
Не более труда каменотеса.
Вот столько — за резец,
А столько-то — за мрамор,
А столько — за часы упорного труда.
И — поздравляю! Продано — купили.
Таков искусства славный покровитель.

Синиска:
Подумать только, богоданное искусство
становится рабом таких людей.

Пигмалион:
Богатство тоже богоданный дар.
Я для него тружусь.

Синиска:
Ты трудишься, возлюбленный, для славы.

Пигмалион:
А слава для богатства. О, мысль презренная.
На большее, чем гадкое богатство, способен я. (отворачивается от Синиски)

Синиска:
Слова я эти слышу от того, чья благородная работа
И камень хладный к жизни обращает!

Пигмалион:
К жизни! Ты это называешь жизнью?
Нет, нет, любовь моя, она – холодный камень.
Пускай, особой формы, ну и что?
Бездушное, бесчувственное подражанье!
Жизнь боги зиждут, я ж − ваяю смерть!
Синиска, знаешь, и при всем моем таланте
Любой головорез своим занятьем
Намного лучше моего ваяет смерть!

Синиска:
Не смей так говорить, любимый!
Ведь боги безупречны и добры.
Особенно к тебе.
Не будь неблагодарен.

Пигмалион:
Ты не поняла. Подумай.
Ведь разве младший сын монарха, лишаясь трона,
Не большее имеет право на обиду,
Чем тот, кто в рабстве был рожден?

Синиска:
Не право, может быть, а оправданье.
Но мне пора идти.

Пигмалион:
Как скоро, как надолго…

Синиска:
На день, что скоро промелькнет.

Пигмалион:
Но для него, кто дня не знает
Без солнца Синиски очей,
Наступит ночь до мига возвращенья.

Синиска:
Тогда проспи всю эту ночь. Однако, стой,
Ты не останешься один. Смотри –
Пока я далеко, она меня заменит.
И я Вам поручаю, сэр, ей
Оставаться верной как бы мне!
Как только образы любви нахлынут,
Ты ей, моей второй натуре, их излей.
Она хороший слушатель.
Нет. Это слишком.
Ведь статуя-то – я, но краше.
И в ней нет страсти, нет и языка.
Ну, что же, ты получил лицензию – старайся.
А я уже ревную. Нет, прошло.
В конце концов, она – предмет, не боле.
И ничего я не теряю. Прощай, Пигмалион.
До встречи.

Пигмалион: (задергивает занавес, с горечью)
«В конце концов, она – предмет, не боле.»
Едва ли думала Синиска, что словами
Меня задела за больное.
Да, я талантом всех превосхожу.
Дадут мне мрамор – камень без души,
И я скажу, как маг, что кроется внутри:
Тут муж, а тут жена, ребенок тут.
И здесь с богами я иду ноздря в ноздрю
А кое в чем их даже обхожу.
Но я не делаю халтуры: мои мужи
Отменно статны, а женщины божественной красы,
Нет горбунов – все боги у меня.
Но это мой предел. Ни шагу дальше. Стой!
Проклятье удилам, что сдерживают гений!
Проклятье всем богам надменным,
Сказавшим: «Пусть велик ты меж людей,
И все равно ты бесконечно мал!»

Галатея: (из-за занавеса)
Пигмалион!

Пигмалион: (после паузы)
Кто звал меня?
(резко отдергивает занавес)
О боги! Она живая!

Галатея:
Пигмалион!

Пигмалион:
Говорит! Сбылись мои мольбы!
И Галатея дышит!

Галатея:
Где я? Пигмалион, я речью обладаю.
Дай мне руку – обе – как мЯгки и теплЫ!
Откуда я сошла? (сходит с пьедестала)

Пигмалион:
Стояла ты на этом пьедестале.

Галатея:
На пьедестале... Ах да, припоминаю,
Как некогда он частью был меня.

Пигмалион:
Прошло то время навсегда!
Теперь живая ты и дышишь,
Вся − совершенство!

Галатея:
А где же я?

Пигмалион:
В мир рождена ты чудом!

Галатея:
И это мир?

Пигмалион:
Да-да.

Галатея:
Мир – эта комната?

Пигмалион:
Она – часть дома, а дом стоит в саду,
а сад один из множества в Афинах.

Галатея:
Тогда Афины, значит, мир?

Пигмалион:
Для жителей Афин – конечно.

Галатея:
Скажи, а я одна из них?

Пигмалион:
Ну, по рожденью, да.
Но не по предкам.

Галатея:
А как я стала жить?

Пигмалион:
Ну, как тебе сказать… Вот так, пожалуй:
в карьерах ПентелИкуса тебя отрыли.
Потом из глины я тебя слепил,
А мастера тебя вчерне срубили.
Закончил я искусною отделкой,
Вложив в тебя все кроме жизни.
Боги остальное довершили
И дали то, чего я дать не мог.

Галатея:
Понятно: это жизнь.

Пигмалион:
Ну, да.

Галатея:
А совсем недавно была я хладный камень.
Каким-то образом я знала,
Что я холодное недвижимое нечто.
И это все. Потом иное смутно появилось:
Стена, и я одна, и пьедестал, и занавес.
И голос. По имени позвал меня Он:
Галатея! и стала жить я.
Какая радость обретенной жизни!
Какая радость помыслов надежды,
Любви и благодарности, в одно лишь слово слитых.
И слово то − Пигмалион!
(опускается перед ним на колени)
Восторг мой без границ!

Пигмалион:
О женщина – ты совершенство!

Галатея:
Что значит это слово?
Я -- женщина?

Пигмалион:
Да.

Галатея:
Ты тоже?

Пигмалион:
Нет, я мужчина.

Галатея:
Что значит быть мужчиной?

Пигмалион:
Быть сильным, женщине служить защитой,
Все беды и напасти отвращать.
Трудиться, чтоб она не уставала.
Печалиться о ней, дав повод ей смеяться.
Бороться, умирая за нее, чтобы она жила!

Галатея: (помолчав)
Мне любо, что я женщина.
(берет его за руку, он ведет ее)

Пигмалион:
Мне тоже. (садятся)

Галатея:
Ты рад, что отвратишь мои напасти?

Пигмалион:
Я рад тому, что я возьму их на себя.

Галатея:
А с кем ты должен биться?

Пигмалион:
С любым мужчиной, кто Галатею ранит.

Галатея:
Выходит, в этом странном мире
Есть еще мужчины?

Пигмалион:
Конечно, есть.

Галатея:
А женщины другие?

Пигмалион: (отпрянув)
Есть. Я как-то подзабыл об этом факте.
Да, есть другие.

Галатея:
И вот для них для всех мужчины
Трудятся, печалятся,
И бьются, и скорбят?

Пигмалион:
Да, это долг мужчины. И если долг зовет,
Он борется за всех и трудится
Для тех, кого он любит.

Галатея:
Так судя по твоим трудам,
Меня ты любишь.

Пигмалион:
Конечно, я люблю! (обнимает ее)

Галатея:
А как ты любишь?

Пигмалион:
Люблю тебя…(приходя в себя и отпуская объятия)
Как скульптор любит дело рук своих.
(в сторону) Ответ вполне дипломатичен.

Галатея:
Моя любовь к тебе другой природы.
Ведь я не скульптор, не творец.
И все же я люблю тебя. Но как?
Ты можешь объяснить?

Пигмалион:
Симптомы назови, и я отвечу.

Галатея:
Симптомы? Я попробую назвать.
Я чувствую, что сделана тобой и для тебя.
И я твоя, и мы с тобой одно. Что это за любовь?

Пигмалион:
Любовь, связав себя с которой, я рискую.

Галатея:
Но почему, Пигмалион?

Пигмалион:
Но потому. Не может муж принять
Любовь такую, как твоя, не от жены.

Галатея:
Тогда тебе женою буду.

Пигмалион:
Но это невозможно. Я женат.
Одну жену лишь боги разрешили.

Галатея:
Зачем тогда тебе я послана была?

Пигмалион:
Не знаю. Разве чтобы наказать
меня за безрассудную мольбу,
чтоб камень стал тобой живой.
И вот она исполнилась, увы!

Галатея:
И все-таки меня ты любишь?

Пигмалион:
А кто способен был бы
На тебя смотреть и не любить?

Галатея:
Так значит, я красива?

Пигмалион:
Без сомненья.
Gal. Галатея:
Хотела б видеть я себя.
Но это невозможно.

Пигмалион:
Да, нет, возможно.
Вот зеркало. Держи.

Галатея:
Какая красота! И рада видеть я,
что вкусы наши совпадают.
Я думала, Пигмалион,
что быть красивее, чем ты, нельзя.
Теперь я вижу! И поверь, любовь моя,
Могла бы я смотреться в зеркало часами.
Я женщина!

Пигмалион:
В чем нет сомненья.

Галатея:
Как же я счастлива, что я прекрасна так.
А ты, Пигмалион, счастливее меня:
Ты можешь любоваться мною постоянно.

Пигмалион:
Да тише, Галатея! (отбирая зеркало)
В своей невинности ты говоришь такое,
Что могут люди осудить.

Галатея:
Жена твоя красива так же?

Пигмалион:
Нет, Галатея. Для тебя я взял ее черты,
Но в мраморе красивей получилось.

Галатея:
Так значит, я всего лишь слепок?

Пигмалион:
Хмм… Ну, не совсем.
Но у тебя есть, как бы это… прототип.
Ты в камне на нее была похожа.
А в жизни ты совсем не как она.

Галатея:
Ну, хорошо. Я рада, что красивее ее.
И по характеру я лучше, правда?
Но ведь у ней есть недостатки?

Пигмалион:
Не так уж много, кстати.
Банальные и милые огрехи.
За них ее люблю я больше.

Галатея: (помолчав)
Скажи-ка мне о них.
Я их сейчас усвою.

Пигмалион:
Не торопись, еще все впереди. (садится рядом)
А кстати: сидеть вот так,
Как мы сейчас сидим,
Считается грехом.

Галатея:
Грех так приятен? Сидеть и говорить,
Как мы сейчас сидим и говорим, грешно?
ТАк могла бы я грешить весь день.
Скажи, за этот грех тебе я нравлюсь больше?

Пигмалион:
Боюсь, что это так.
Какой из смертных скажет «нет»?

Галатея:
Ну, я довольна: мы с женой твоей
Теперь на равных.
Она тебя ведь любит?

Пигмалион:
Очень.

Галатея:
И этим я довольна.
Мне нравится твоя жена.

Пигмалион:
Но почему же?

Галатея:
Как? Вкусы наши схожи.
Пигмалиона обе любим мы.
Он любит нас обеих. Мне нравится его жена.
Я ей понравлюсь тоже.

Пигмалион: (в сторону)
Я что-то сомневаюсь.

Галатея:
А дома ли она?

Пигмалион:
Нет, отлучилась.

Галатея:
Но вернется?

Пигмалион:
Вернется обязательно.

Галатея:
Вот радость будет ей узнать:
В отсутствии ее не пустовало место!

Пигмалион: (сухо)
Я бы сказал, приятно чрезвычайно. (встает)

Галатея:
А в голосе твоем есть нечто,
что будто бы ты шутишь.
Возможно ль говорить одно,
а разуметь иное что-то?

Пигмалион:
Так бывает.
Галатея:
Вот чУдно! Как хитрО!

Пигмалион:
И так бывает кстати.

Галатея:
Научи меня.

Пигмалион:
Со временем научишься. Жена моя,
По правде говоря, не будет рада.

Галатея:
Тогда не думаю, что полюблю ее.
Но расскажи о ней мне больше.

Пигмалион:
Ну…

Галатея:
Вот что она сказала, уезжая?

Пигмалион:
Хм, дай вспомню. А вот!
Она тебя дала мне как жену –
как полноценную замену. Она боялась,
без нее я заскучаю. И дала совет,
чтобы тебе, как ей самой,
я поверял бы мысли любящего сердца.

Галатея:
Вот это правильно.

Пигмалион: (отстраняясь)
Но в тот момент была ты камень.
А теперь ты плоть и кровь. И в этом разница.

Галатея:
Вот странный мир!
Здесь женщина мужчину, мужа любит,
Но не позволит мне любить его.
Она боится, что он заскучает,
А мне нельзя его развеять скуку.
Она велит ему излить любовь на камень,
Когда ж тот камень ожил − муж молчи!
Вот странный мир! Его не разумею. (отходит)

Пигмалион: (в сторону)
Набраться смелости и все это закончить.
(громко) Слушай, Галатея. Пока что
Побудешь у сестры моей. Здесь рядом.

Галатея:
Не отсылай меня. Позволь остаться.

Пигмалион:
Нельзя. Пойдем. Увидимся потом.

Галатея:
Пигмалион, как хочешь. Но скажи,
мы свидимся? и скоро?

Пигмалион:
Скоро.

Галатея:
По возвращении жена твоя
Позволит ли мне быть с тобой?

Пигмалион:
Не знаю. (в сторону) А, впрочем, что скрывать?
(громко) Увы! возможно нет.

Галатея:
Какие страшные слова!

Пигмалион:
То слово горькой правды.
Любить тебя не должен я. Мы расстаемся.

Галатея:
Верни слова свои назад, Пигмалион, любимый!
Зачем же жизнь дало мне небо?
Ты говоришь о долге пред женою,
О клятвах, данных ей, увы мне!
Всего того не знаю. Но знаю я одно −
Что боги, пославшие меня сюда,
Мне дали цель одну лишь:
Любить тебя, чтоб ты любил меня.
(Пигмалион обнимает ее страстно)

 

Акт второй