Ж. Пуассон. Силлабические сонеты
С приложением: «Сильвестра Щедрина» С.В. Шервинского и переводов
из Верлена иерея Андрея Зуевского и Ю.А. Шичалина
Художник М. Тихонов
Жорж Пуассон
ТУРИСТЫ
Мы лениво спешим, не зная своего,
в поверхностную глубь мемуаров чужих —
камни влекут к себе: ты поглядел на них,
вздохнул, глянул еще: «Красиво до чего!..»
и опять выбросил просто так часть того,
чем одаривает Господь людей своих —
часть жизни... Убийца, ты так скромен и тих,
так образован, столь умен, ты, для кого
отстроят заново Парфенон, Колизей,
Пифию заведут вновь в Дельфийской щели, —
чтобы ты отдыхал в любом краю земли,
не вспоминал, кто ты, откуда ты и чей,
чтобы не замечал, что завтра — не вчера,
что, чужое вместив, вспомнить свое пора.
С.В. Шервинский
СИЛЬВЕСТР ЩЕДРИН
Когда еще в пыли тротуаров немощеных,
Линейками треща, процветала Москва,
А гордая Нева в Ботнических затонах
Гранитом берега облачала едва,
Наши деды тогда в широкополых шляпах
Полупричесаны, отвернув воротник,
От имений своих и от изб косолапых
И от тощих полей, где жатву жал мужик,
Косясь на прихоти скучающего бара,
Уезжали туда, где воздух для певца
Так мягок, где «сеньор», гитара и Феррара,
Где Торкватов напев слетает с уст гребца.
И нес их дилижанс на берега Сорренто:
Их прельщала семья певучих рыбаков,
«Ладзарони» нагих и черных стариков,
Макарон бахрома и желтая полента,
Обгрызанный арбуз, золотой апельсин,
Небрежно брошенный рукою загорелой,
И средиземных волн простор с каемкой белой,
И народный театр, где рваный арлекин
Горланит, где гремит смех неаполитанца,
Горячий, словно день, легкий, как плеск весла;
И в горах девушка, ведущая осла,
Белый сложив платок над загаром румянца.
Там ты расцвел, Щедрин. Виноградные сени,
Куда с моря ведут скалистые ступени,
И прохладу любил ты сельских галерей,
Где солнца теплый луч пронизывает кисти,
В сладких соках таящие «Lacrimae Christi»,
Где курчавы ребята, где грудь матерей
Солнцем опалена. В любом певце ты друга
Умел себе найти, и душу он твою
Пленял беспечнейшей любовью к бытию
И гортанным акцентом болтливого Юга.
А вечером, мольберт осторожно сложив,
Ты молча наблюдал, как ловят крабов дети,
Как, влажные еще, усевшись, чинят сети
Старухи, старики. Зеленеет залив.
На шарфы красные струится ветер тонкий,
От Капри веющий. Наполнен речью звонкой
Весь берег. Скал меж тем приморская стена
Темнеет. В музыку, в любовь и в сон Сорренто
Уходит... Лишь одна неба светлая лента
Как будто серебром прозрачным зажжена.
Поль Верлен
Перевод иерея Андрея Зуевского
ВПЕЧАТЛЕНИЕ НОЧИ
Ночь. Дождь. Разрезано зубчатым силуэтом
Шпилей, башен и крыш небо серого цвета.
Готический город полумраком объят.
Пустырь с виселицей. Повешенные в ряд.
Долбит по мертвецам застывшим клюв вороний,
И те пляшут во тьме танец потусторонний,
Меж тем как их ступни служат пищей волкам.
Мерзость своей листвы вздымают тут и там
На словно покрытом копотью фоне мглистом,
Два-три терновника и кусты остролиста.
И вокруг трех бледных, бредущих умирать
Разутых узников, строем стражников рать;
Как зубья подъемных ворот, их пик железо
Блещет, пики дождя косого перерезав.
Читайте также:
Ж. Пуассон. Пять стихотворений из «Поэта в 17 году»
Бессмертие. Из истории семьи Шервинских.
Автор-составитель Е.С. Дружинина (Шервинская)
Св. Григорий Богослов. De Vita Sua. Перевод А. Зуевского
rus
eng