В.Н. Долгоруков (Владимиров). В былой Москве

Предисловие В. H. Долгорукова

В январе 1937 года я был приглашен в Московский Художественный Академический театр в качестве консультанта «по вопросам быта и эпохи» при постановке пьесы «Анна Каренина» под руководством В. И. Немировича-Данченко и режиссера В. Г. Сахновского. Затем, в том же качестве, в Театр Ленинского комсомола при постановке «Живого трупа» Л. Толстого режиссером Лобановым и И. Н. Берсеневым. И почти одновременно в клуб имени Русакова в Сокольниках тоже для постановки «Живого трупа» режиссером В. А. Канцелем.

Присутствуя на многочисленных репетициях, беседуя с постановщиками, художественными руководителями и актерами, я вынес впечатление, что очень многое, касающееся быта и нравов привилегированного буржуазного общества дореволюционного времени, или мало, или совсем незнакомо участникам постановок. Даже Немирович-Данченко то и дело обращался ко мне с разного рода вопросами об обычаях, костюмах, манерах, повадке и прочих, часто очень мелких, на первый взгляд, подробностях, но тем не менее важных с точки зрения постановщика. Кроме того, в театрах не оказалось никакого иконографического или литературного материала, что повлекло ряд ошибок при пошиве костюмов штатских и особенно военных.

Мне пришла тогда мысль написать своего рода «руководство» по этому вопросу, и я однажды поделился своими мыслями с режиссером Кавериным, указав ему на некоторые грубые ошибки в постановках других театров и в кинокартинах. Каверин одобрил мое намерение и посоветовал непременно взяться за такого рода работу, которая, по его мнению, будет полезна для театральных школ, для постановщиков, режиссеров и актеров.

Памятуя этот разговор, я и начал писать эту книгу, взяв в ее основу жизнь дореволюционной Москвы. Прошло много лет с тех пор, как царская Москва доживала свой последний «мирный» год. Война 1914 года нарушила обыденный распорядок жизни, изменила облик города. Улицы «большой деревни», как презрительно отзывались о Москве жители столичного Петербурга, наполнились непривычными для них военными людьми, зашумели редкими до той поры автомобилями и заговорили пестрым говором беженцев, наехавших из Польши, Украины и Прибалтики.

А в 1913 году Москва еще сохраняла свою своеобразную патриархальность и сонноватую тишину. На 63 квадратных верстах, занимаемых городом, числилось 1600 тысяч жителей. Уличное движение на крупных магистралях и площадях было небольшим, а в переулках его и совсем почти не было. Только ломовые извозчики, развозившие по городу строительные материалы, дрова и продовольствие, громыхали по булыжным мостовым железными шинами колес своих полков. Москва была поистине своеобразна с ее кремлевскими древностями, Китайгородской стеной, Сухаревой башней, Красными воротами, четырьмястами церквями, восьмьюдесятью часовнями и двадцатью пятью монастырями с их колокольным звоном, с бульварами, садами и садиками, с сотнями глухих переулков и тупиков, пыльными рынками и продовольственными лавками Охотного ряда в самом центре города, длиннейшими глухими заборами, булыжной мостовой, обилием маленьких деревянных домиков с заросшими травой двориками, как на известной картине Поленова «Московский дворик», рядом с дворянскими усадьбами и особняками и вычурными, донельзя безвкусными купеческими домами всех стилей. Небывалым чудом современного зодчества считался одиннадцатиэтажный дом инженера Нирнзее в Гнездниковском переулке.

За последние годы у нас было издано немало книг о старой Москве, такие, как сочинения Гиляровского, Телешева, Сытина, Вьюркова, сборник под редакцией Льва Никулина. Многие рассказали о ней и в своих воспоминаниях. Но во всех этих книгах преобладает либо чисто справочный характер, либо описание быта и нравов литературных, художественных и театральных кругов, студенчества, бродяг, мелкого мещанства и рабочих. Много рассказано о трущобах, трактирах, лавочках, ночлежках, дешевых квартирах или литературных салонах, но нигде не говорится, или очень мало, о дворянских и буржуазных кругах, игравших столь большую роль в жизни Москвы первых тринадцати лет XX столетия.